У друзей книги радостное событие: столичным издательством «Любимая Россия» выпущен второй том альманаха «Библиофилы России». Первый том вышел полгода назад. Сотрудник РНБ, знаток отечественной литературы и книги М.Д.Эльзон заявил (в «Невском библиофиле», № 10) о первенце, что это издание фактически восстановило уровень, заданный классическим «Альманахом библиофила» 1929 г.

          Какое же впечатление производит второй том? Восторженное. Причем не менее сильное, чем от первого тома, еще не утратившего ореола сенсации. Пиршественная беседа, симпосион ведущих мастеров почтенного книжного дела — вот какую метафору навевает издание. Наполнение рубрик весьма удачно, иллюстрации обильны, поданы изобретательно. Облик книги, в оформлении которой использована графика М.М.Верхоланцева, элегантен и в то же время внушителен (художник — С.А.Стулов). Задуманный и осуществляемый «Любимой Россией» проект (главный редактор — А.П.Толстяков) представляется своевременным и продуктивным, а по своему духу — мажорным. Уверен, что не только у меня он вызовет редкое сейчас (а уж в провинции-то особенно!) воодушевление. Чувство это рождает наметившаяся регулярность издания — при исключительно высокой, то есть европейской, содержательности. Культурный потенциал альманаха отнюдь не исчерпывается его насыщенностью ценными книговедческими, историко-литературными, архивными материалами.

          Мне кажется, что в нынешней ситуации его появление отвечает злободневной и, возможно, не осознанной читающим сообществом задаче. Для ее формулировки подходит давний призыв поэта Шарля Бодлера: representer le present («сделать наличное зримым»). Оперативность и жанровая свобода альманаха для этого особенно пригодны. Во втором томе (объемом 592 с.) 13 разделов. Открыв второй (или первый) том, читатель может сам проверить, уместно ли вспоминать бодлеровский лозунг. Попытаюсь показать, что специфическая тематика не мешает изданию быть «свидетельством об эпохе».

          Во-первых, альманах демонстрирует: не все в нашей книжной культуре потеряно за сумрачные десятилетия, прошедшие после 1929 г. Сохранилась память о подвижниках (об этом статьи Л.Равич, В.Алексеева, В.Андреева, Г.Меркина, Ю.Галая). Удалось сберечь коллекции, автографы, инскрипты (они описаны Т.Суздальцевой, И.Генс, Т.Верижниковой, М.Горнунгом, А.Марковым, Б.Варавой). Продолжаются, развиваясь, фундаментальные традиции: искусства книги и экслибриса, эстетики, изучающей их эволюцию (статьи и сообщения О.Мишиной, Е.Григорьянц, Ю.Герчука, Д.Фомина, В.Худолея, В.Бакуменко). В единоборстве с мертвящим государственным регулированием жизни и культуры книгособирательство — как особая и порой драматичная форма проявления человеческой индивидуальности — устояло (см., например, очерки и эссе О.Ильиной и И.Матвеевой, О.Ласунского, Я.Добкин-Грида, Я.Костюка, Н.Васильева, В.Кислюка).

          Во-вторых, оказывается, в библиофильском сообществе присутствуют и успешно работают 30-40-50-летние люди, представители поколения, способного стать сменой в живой цепи культуронаследования. Им принадлежит почти треть публикаций тома.

В-третьих, альманах объединяет библиофилов, столь не похожих друг на друга. Так, второй том предоставил трибуну обитателям Вологды, Воронежа, Вятки, Екатеринбурга, Красноярска, Нижнего Новгорода, Москвы, Петербурга, Смоленска, Томска, Челябинска, Берлина.

           В-четвертых, «Библиофилы России» — не узко цеховой орган, не клановый «междусобойчик», а мультипрофессиональный форум, где выступают филологи и художники, культурологи и библиотекари, кураторы выставок и философы, критики и педагоги, а также, разумеется, коллекционеры с (не)обычными биографиями. Альманах сделался средством интеграции различных исследовательских подходов и позиций, методов гуманитарных наук. Именно в этом нужда сегодня: ведь книга - многомерный феномен, символ сложного разнообразия, непредсказуемого развития. Насколько можно судить, альманах плодотворно использует многолетний опыт сборников «Книга. Исследования и материалы», «Библиофил» и других изданий. Добавлю, что рецензии в нем отличаются литературными достоинствами и увлеченностью их авторов предметом.

          Кроме того, издание (невольно, в силу своего существования) включается в старинный, но актуальный спор: что такое интеллигентность, жива ли еще интеллигенция в России, насколько ценен интеллектуализм — предъявляя сумму новых фактов и неожиданных идей.

          Есть ли поводы для критики альманаха? Возможно, в нем имеются мелкие погрешности: они неизбежны при столь крупном масштабе работы.

          Важнее другой вопрос: в чем социальное значение «Библиофилов России» и библиофильства вообще? Варианты ответов можно найти у авторов альманаха. В дополнение к ним предлагаю суждение Людвига Витгенштейна, философа XX в. Он писал; «Культура - это как бы единая большая организация, указывающая каждому, кто к ней принадлежит, его место, где он может работать в духе целого. Во времена же некультуры силы распыляются, и мощь личности тратится на преодоление противоположно действующих сил, сопротивления трения» (Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1: Культура и ценность. М., 1994. С. 418, фрагмент 31). Кажется, история книги в нашем отечестве подтверждает наблюдение Витгенштейна...